Разделы сайта
Выбор редакции:
- Гадание в новый год для привлечения денег Как правильно гадать на новый год
- К чему снится клещ впившийся в ногу
- Гадание на воске: значение фигур и толкование
- Тату мотыль. Татуировка мотылек. Общее значение татуировки
- Что подарить ребёнку на Новый год
- Как празднуют день святого Патрика: традиции и атрибуты День святого патрика что
- Как научиться мыслить лучше Я не умею быстро соображать
- Эти признаки помогут распознать маньяка Существует три способа достижения абсолютной власти
- Как спастись от жары в городской квартире
- Слова благодарности для учителей: что написать в открытке любимому педагогу?
Реклама
Вдруг из самой серединки вынырнула девчонка махонькая. Детские сказки онлайн |
Меню страницы (Выберите нужное ниже) Краткое содержание:
В увлекательной и завораживающей сказке Огневушка-Поскакушка, талантливого автора Божова повествуется об занимательной истории, которая произошла со многими старателями. Они работали на добыче золота. Однажды в один теплый вечер взрослые, их было пятеро и один, еще совсем юный парень сидели и разговаривали вокруг костра. На то время, когда догорели уже все дрова и остались только маленькие горящие угольки, на этих угольках из неоткуда появилась девочка с прекрасными рыжими волосами. Она была одета в милый голубой сарафан и с точно такого же цвета платков в руках. С широкой улыбкой на устах она начала танцевать. При каждом последующим новым кругом она становилась все больше и больше. Она росла до тех пор, пока не сравнялась с ростом и парнем Федькой. Текст сказки Огневушка-поскакушкаСидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми, не больше, Федюнькой его звали. Давно всем спать пора, да разговор занятный пришелся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали. Отец уж сколько раз говорил Федюньке: – Ложился бы ты, Тюньша, спать! Парнишечку охота послушать. – Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу. Ну, вот… Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели всё сидят да на эти угольки глядят. Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонька. Вроде кукленки, а живая. Волосенки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба. Поглядела девчонка веселыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят – не наглядятся, а сами молчат, будто задумались. Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, – видно, ей тесно стало, – пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдет, так и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она еще круг даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, – с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало. Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал: “Вот до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило… Неведомо что померещится с устатку-то!” Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца: – Тятя, это кто? Отец отвечает: – Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает? – Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи. – Про какую девчонку? – А вот которая на углях плясала. Еще ты и все отодвигались, как она широким кругом пошла. Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил: – Ну-ко, скажи, какого она росту была? – Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня стала. Старатель тогда и говорит: – А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел. Федюнькин отец и еще один старатель это же сказали. Один дед Ефим трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали: – Ты, дедко Ефим, что скажешь? – А то и скажу, что это не видел, да думал – померещилось мне, а выходит – и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила. – Какая Поскакушка? Дедко Ефим тогда и объяснил: – Слыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото – вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверху, значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку – и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл, в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет. Старатели и говорят: – Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть. С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает: “Над чем это филин хохотал?” Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся. Проснулся Федюнька на другой день поздненько и видит – на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно: – На этом самом месте в землю ушла. Федюнька закричал: – Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась… Тут и ножкой притопнула. На старателей тут сомненье пришло. Пятый пробудился – пятое место говорит. Был бы десятый – десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо. Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке: – Обманное, видно, твое счастье. Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит: – Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал. Дед Ефим свое говорит: – Филин тут – не причина. – А вот и причина! – Нет, не причина! – А вот и причина! Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются: – Старый да малый оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем. С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая Редька, а Федюньку – Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице, так и заведут: – Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку! Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло. Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота идти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся. Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит – вовсе не причина. Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был – от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят – в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать. Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился: – Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось? – Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала. – А ты разве видел Поскакушку? – А ты разве не видел? Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до этого договорились, так дедко Ефим и вдохнул: – О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка. Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под деревом затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит – дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает: – Это, по-твоему, тоже думка? Ну, Ефиму податься некуда, сознался: – Правда твоя, Тюньша. Знак верный – Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить – счастье пытать. В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли – ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал: – Наше-то счастье – людям смех. Федюнька опять вину на филина кладет: – Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал. Вот бы его палкой! В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят – свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то: – Редька редьку искал… Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял: – Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какое его вина? Я, поди-ко, оставался – с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком – вот и загорелось. Моя оплошка – мой и ответ. Отчитал так-то Федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было. – Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да на смех не ставит! Федюнька свое заладил: – Дедо, она не со зла. Филин ей вредит. – Твое дело, – говорит Ефим, – а только я больше ямы бить не стану. Побаловался – и хватит. Немолодые мои годы – за Поскакушкой скакать. Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль. – Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин. Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит: – То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи! Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое: – А как она, дедо, ловко пляшет! – Пляшет-то ловко, да нам от этого ни жарко ни холодно, и глядеть неохота. – А я бы хоть сейчас поглядел! – вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: – А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо? – Как – не любо? – проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: – Ох и упорный ты парнишко! Ох и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, – всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету. – Как нету, коли я своими глазами видел. – Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели. Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались. Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, – загрызла Федюньку. Терпел он, терпел да и говорит: – Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить. А мачехе что? – Провались ты, кричит, – хоть к Поскакушке своей! Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел. На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали: – Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку! Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал: – Эх, вы! Несмышленыши! Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают: – Ты куда это? – К дедку Ефиму. – К Золотой Редьке? – Кому Редька – мне дедко. – Далеко ведь! Еще заблудишься. – Знаю, поди-ко, дорогу. – Ну, замерзнешь. Вишь стужа какая, а у тебя и рукавиц нет. – Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава – только и дела. Не догадались! Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему: – Тюньша! Ты правда Поскакушку в огне видел? – И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать недосуг, – сказал Федюнька да и зашагал дальше. Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Еще перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное – самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобку взяться, вдруг слышит: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Оглянулся – на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком да и забрался в незнакомое место. Глядит – пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посередине пустоплесья береза старая, будто и вовсе не живая. Снегу около нее намело гора горой. Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится. Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу. “Сколько, – думает, – бежал, неуж спятиться?” Добрался-таки до березы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул. Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька – на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы лесные. Обошла круг – тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала: У меня тепло! У меня светло! Красно летичко! А сама волчком.да волчком – сарафанчик пузырем. Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на березе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубенку сбросить, Поскакушка и говорит: – Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает: – Сама завела – сама выведешь! Девчонка смеется: – Ловкий какой! А если мне недосуг? – Найдешь время! Я подожду! Девчонка тогда и говорит: – Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет. Поглядел Федюнька – у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает: – Гляди из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то? – А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна – так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать. – Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает! – Какая у тебя работа? – Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь – легко? Сама засмеялась, вертнулась волчком и платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И девчонки нет, и полянки нет, и береза стоит голым-голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать – не кричит, а башкой ворочает. Вокруг березы снегу намело гора горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От Поскакушкина лета только то и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло – и всему телу весело. Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк – две ровнешеньких зарубочки готовы. Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уж на печь полез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька деду про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит: – Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принес дедко Ефим лопатку да и углядел – по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает: – А место найдешь? – Как, – отвечает, – не найти, коли дорога замечена. На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника. Сходили честь честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожили ту зиму безбедно. Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях. Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька – малолеток, а Ефим хоть старик, а тоже простота. Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин за себя это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал. Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов с пяток в дотатке пожили. Вспоминали Поскакушку. – Еще бы показалась разок! Ну, не случалось больше. А прииск тот и посейчас зовется Поскакушкинский. Слушать сказку Огневушка-поскакушка онлайнСмотреть сказку Огневушка-поскакушка онлайн
Сидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми, не больше, Федюнькой его звали. Давно всем спать пора, да разговор занятный пришелся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали. Отец уж сколько раз говорил Федюньке: – Ложился бы ты, Тюньша, спать! Парнишечку охота послушать. – Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу. Ну, вот… Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели всё сидят да на эти угольки глядят. Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонька. Вроде кукленки, а живая. Волосенки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба. Поглядела девчонка веселыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят – не наглядятся, а сами молчат, будто задумались. Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, – видно, ей тесно стало, – пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдет, так и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она еще круг даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, – с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало. Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал: “Вот до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило… Неведомо что померещится с устатку-то!” Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца: – Тятя, это кто? Отец отвечает: – Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает? – Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи. – Про какую девчонку? – А вот которая на углях плясала. Еще ты и все отодвигались, как она широким кругом пошла. Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил: – Ну-ко, скажи, какого она росту была? – Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня стала. Старатель тогда и говорит: – А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел. Федюнькин отец и еще один старатель это же сказали. Один дед Ефим трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали: – Ты, дедко Ефим, что скажешь? – А то и скажу, что это не видел, да думал – померещилось мне, а выходит – и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила. – Какая Поскакушка? Дедко Ефим тогда и объяснил: – Слыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото – вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверху, значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку – и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл, в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет. Старатели и говорят: – Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть. С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает: “Над чем это филин хохотал?” Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся. Проснулся Федюнька на другой день поздненько и видит – на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно: – На этом самом месте в землю ушла. Федюнька закричал: – Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась… Тут и ножкой притопнула. На старателей тут сомненье пришло. Пятый пробудился – пятое место говорит. Был бы десятый – десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо. Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке: – Обманное, видно, твое счастье. Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит: – Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал. Дед Ефим свое говорит: – Филин тут – не причина. – А вот и причина! – Нет, не причина! – А вот и причина! Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются: – Старый да малый оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем. С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая Редька, а Федюньку – Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице, так и заведут: – Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку! Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло. Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота идти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся. Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит – вовсе не причина. Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был – от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят – в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать. Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился: – Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось? – Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала. – А ты разве видел Поскакушку? – А ты разве не видел? Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до этого договорились, так дедко Ефим и вдохнул: – О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка. Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под деревом затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит – дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает: – Это, по-твоему, тоже думка? Ну, Ефиму податься некуда, сознался: – Правда твоя, Тюньша. Знак верный – Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить – счастье пытать. В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли – ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал: – Наше-то счастье – людям смех. Федюнька опять вину на филина кладет: – Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал. Вот бы его палкой! В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят – свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то: – Редька редьку искал… Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял: – Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какое его вина? Я, поди-ко, оставался – с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком – вот и загорелось. Моя оплошка – мой и ответ. Отчитал так-то Федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было. – Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да на смех не ставит! Федюнька свое заладил: – Дедо, она не со зла. Филин ей вредит. – Твое дело, – говорит Ефим, – а только я больше ямы бить не стану. Побаловался – и хватит. Немолодые мои годы – за Поскакушкой скакать. Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль. – Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин. Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит: – То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи! Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое: – А как она, дедо, ловко пляшет! – Пляшет-то ловко, да нам от этого ни жарко ни холодно, и глядеть неохота. – А я бы хоть сейчас поглядел! – вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: – А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо? – Как – не любо? – проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: – Ох и упорный ты парнишко! Ох и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, – всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету. – Как нету, коли я своими глазами видел. – Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели. Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались. Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, – загрызла Федюньку. Терпел он, терпел да и говорит: – Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить. А мачехе что? – Провались ты, кричит, – хоть к Поскакушке своей! Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел. На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали: – Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку! Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал: – Эх, вы! Несмышленыши! Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают: – Ты куда это? – К дедку Ефиму. – К Золотой Редьке? – Кому Редька – мне дедко. – Далеко ведь! Еще заблудишься. – Знаю, поди-ко, дорогу. – Ну, замерзнешь. Вишь стужа какая, а у тебя и рукавиц нет. – Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава – только и дела. Не догадались! Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему: – Тюньша! Ты правда Поскакушку в огне видел? – И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать недосуг, – сказал Федюнька да и зашагал дальше. Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Еще перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное – самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобку взяться, вдруг слышит: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Оглянулся – на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком да и забрался в незнакомое место. Глядит – пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посередине пустоплесья береза старая, будто и вовсе не живая. Снегу около нее намело гора горой. Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится. Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу. “Сколько, – думает, – бежал, неуж спятиться?” Добрался-таки до березы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул. Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька – на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы лесные. Обошла круг – тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала: У меня тепло! У меня светло! Красно летичко! А сама волчком.да волчком – сарафанчик пузырем. Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на березе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубенку сбросить, Поскакушка и говорит: – Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает: – Сама завела – сама выведешь! Девчонка смеется: – Ловкий какой! А если мне недосуг? – Найдешь время! Я подожду! Девчонка тогда и говорит: – Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет. Поглядел Федюнька – у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает: – Гляди из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то? – А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна – так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать. – Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает! – Какая у тебя работа? – Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь – легко? Сама засмеялась, вертнулась волчком и платочком махнула, как свистнула: – Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И девчонки нет, и полянки нет, и береза стоит голым-голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать – не кричит, а башкой ворочает. Вокруг березы снегу намело гора горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От Поскакушкина лета только то и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло – и всему телу весело. Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк – две ровнешеньких зарубочки готовы. Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уж на печь полез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька деду про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит: – Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принес дедко Ефим лопатку да и углядел – по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает: – А место найдешь? – Как, – отвечает, – не найти, коли дорога замечена. На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника. Сходили честь честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожили ту зиму безбедно. Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях. Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька – малолеток, а Ефим хоть старик, а тоже простота. Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин за себя это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал. Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов с пяток в дотатке пожили. Вспоминали Поскакушку. – Еще бы показалась разок! Ну, не случалось больше. А прииск тот и посейчас зовется Поскакушкинский. Сидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми. Не больше. Федюнькой его звали. Давно всем спать пора, да разговор занятный пришелся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали. Отец уж сколько раз говорил Федюньке: Ложился бы ты, Тюньша, спать! Парнишечку охота послушать. Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу. Ну, вот… Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели все сидят да на эти угольки глядят. Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонькая. Вроде кукленки, а живая. Волосенки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба. Поглядела девчонка веселыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят - не наглядятся, а сами молчат, будто задумались. Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, - видно, ей тесно стало, - пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдет, так и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она еще круг даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, - с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом, с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула: Фи-ть-ть! й-ю-ю-у… Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало. Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал: «Вон до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило… Неведомо что померещится с устатку-то!» Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца: Тятя, это кто? Отец отвечает: Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает? Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи. Про какую девчонку? А вот которая на углях плясала. Еще ты да и все отодвигались, как она широким кругом пошла. Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил: Ну-ко, скажи, какого она росту была? Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня ростом стала. Старатель тогда и говорит: А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел. Федюнькин отец и еще один старатель это же сказали. Один дедко Ефим трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали. Ты, дедко Ефим, что скажешь? А то и скажу, что это же видел, да думал - померещилось мне, а выходит - и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила. Какая Поскакушка? Дедко Ефим тогда и объяснил: Сдыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото - вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверлу, значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на-нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку - и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет. Старатели и говорят: Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть. С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает: «Над чем это Филин хохотал?» Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся. Проснулся Федюянька на другой день позднехонько и видит - на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно: На этом самом месте в землю ушла. Федюнька закричал: Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась… Тут и ножкой притопнула. На старателей тут сомненье пришло. Пятый пробудился - пятое место говорит. Был бы десятый - десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо. Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке: Обманное, видно, твое счастье. Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит: Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал. Дед Ефим свое говорит: Филин тут - не причина. А вот и причина! Нет, не причина! А вот и причина! Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются: Старый да малый, оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем. С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая редька, а Федюньку - Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице так и заведут: Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку! Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло. Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота итти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся. Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит - вовсе не причина. Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был - от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят - в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать. Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился: Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось? Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала. А ты разве видел Поскакушку? А ты разве не видел? Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до этого договорились, так дедко Ефим и вздохнул: О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка. Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под дерном затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит - дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает: Это, по-твоему, тоже думка? Ну, Ефиму податься некуда, сознался: Правда твоя, Тюньша. Знак верный - Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить - счастье пытать. В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли - ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал: Наше-то счастье - людям смех. Федюнька опять вину на филина кладет: Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал! Вот бы его палкой! В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят - свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то: Редька редьку искал… Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял: Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какая его вина? Я, поди-ко, оставался, - с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком - вот и загорелось. Моя оплошка - мой и ответ. Отчитал так-то федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было: Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да насмех не ставит! Федюнька свое заладил: Дедо, она не со зла. Филин ей вредит. Твое дело, - говорит Ефим, - а только я больше ямы бить не стану. Побаловался - и хватит. Немолодые мои годы - за Поскакушкой скакать. Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль. Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин. Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит: То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи! Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое: А как она, дедо, ловко пляшет! Пляшет-то ловко, да нам от этого не жарко - не холодно, и глядеть неохота. А я бы хоть сейчас поглядел! - вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо? Как не любо? - проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: - Ох и упорный ты парнишко! Ох, и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, - всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету. Как нету, коли я своими глазами видел. Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели. Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались. Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам, куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, - загрызла Федюньку. Терпел он, терпел, да и говорит: Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить. А мачехе что? Провались ты, - кричит, - хоть к Поскакушке своей. Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел. На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали: Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку! Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал: Эх вы! Несмысленыши! Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают: Ты куда это? К дедку Ефиму. К Золотой редьке? Кому Редька - мне дедко. Далеко ведь! Еще заблудишься. Знаю, поди-ко, дорогу. Ну, замерзнешь. Вишь, стужа какая, а у тебя и рукавиц нет. Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава - только и дела. Не догадались! Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему: Тюньша! Ты, правда, Поскакушку в огне видел? И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать недосуг, - сказал Федюнька, да и зашагал дальше. Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Еще перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное - самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобку взяться, вдруг слышит: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Оглянулся - на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком, да и забрался в незнакомое место. Глядит - пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посредине пустоплесья береза старая, будто и вовсе неживая. Снегу около нее намело гора-горой. Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится. Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу. «Столько, - думает, - бежал, неуж спятиться!» Добрался-таки до березы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул. Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька, - на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы лесные. Обошла круг - тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала: У меня тепло! У меня светло! Красно летичко! А сама волчком да волчком - сарафанчик пузырем. Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на березе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубенку сбросить. Поскакушка и говорит: Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает: Сама завела - сама выведешь! Девчонка смеется: Ловкий какой! А если мне недосуг? Найдешь время! Я подожду! Девчонка тогда и говорит: Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет. Поглядел Федюнька - у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает: Гляди, из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то? А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна - так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать. Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает! Какая у тебя работа? Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь - легко? Сама засмеялась, вернулась волчком и платочком махнула, как свистнула: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И девчонки нет, и полянки нет, и береза стоит голым - голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать - не кричит, а башкой ворочает. Вокруг березы снегу намело гора - горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От поскакушкина лета только и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло - и всему телу весело. Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк, - и две ровнешеньких зарубочки готовы. Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уже на печь залез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит: Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принес дедко Ефим лопатку, да и углядел - по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает: А место найдешь? Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена. На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника. Сходили честь-честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожил ту зиму безбедно. Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях. Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька - малолеток, а Ефим хоть старик, а тоже простота. Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин за себя это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал. Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов с пяток в достатке пожили. Вспоминали Поскакушку. Еще бы показалась разок! Ну, не случилось больше. А прииск тот и посейчас зовется Поскакушинский.Сказ опубликован впервые в литературно-художественном сборнике для детей «Морозко», Свердлгиз, 1940. Это произведение принадлежит к группе сказов «детского тона». П. Бажов указывал, что его сказы заметно распадаются на разные группы: «детского тона» - «Огневушка-Поскакушка», например, и «взрослого тона» - «Каменный цветок», исторические рассказы - «Марков камень». Информация для родителей: Огневушка-поскакушка - волшебная, поучительная сказка Павла Бажова, о секретах богатой уральской земли. Вот только открывались они добрым, нежадным людям. И помогали им в этом сказочные существа вроде огневушки-поскакушки. Сказка «Огневушка-поскакушка» учит быть любознательными, наблюдательными и добрыми. Её можно читать детям от 5 до 9 лет. Читать сказку Огневушка-поскакушкаСидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми, не больше, Федюнькой его звали. Давно всем спать пора, да разговор занятный пришёлся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали. Отец уж сколько раз говорил Федюньке: — Ложился бы ты, Тюньша, спать! Парнишечку охота послушать. — Погоди, тятенька! Я маленечко ещё посижу. Ну вот… Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели всё сидят да на эти угольки глядят. Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонька. Вроде кукленки, а живая. Волосёнки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба. Поглядела девчонка весёлыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у неё легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят - не наглядятся, а сами молчат, будто задумались. Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, - видно, ей тесно стало, - пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдёт, так и подрастёт маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она ещё круг даст и опять подрастёт. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, - с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула: — Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало. Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал: «Вот до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило… Неведомо что померещится с устатку-то!» Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца — Тятя, это кто? Отец отвечает: — Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает? — Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи. — Про какую девчонку? — А вот которая на углях плясала. Ещё ты и все отодвигались, как она широким кругом пошла. Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель ещё спросил: — Ну-ко, скажи, какого она росту была? — Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня стала. Старатель тогда и говорит: — А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел. Федюнькин отец и ещё один старатель это же сказали. Один дед Ефим трубочку сосёт и помалкивает. Старатели приступать к нему стали: — Ты, дедко Ефим, что скажешь? — А то и скажу, что это же видел, да думал — померещилось мне, а, выходит, - и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила. — Какая Поскакушка? Дедко Ефим тогда и объяснил: — Слыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото - вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверху, значит, пошире круг, а дальше всё меньше да меньше и на нет сойдёт. Выроешь эту редьку золотого песку - и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл, в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдёт. Старатели и говорят: — Это дело в наших руках. Завтра пробьём дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть. С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает: «Над чем это филин хохотал?» Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся. Проснулся Федюнька на другой день поздненько и видит - на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырёх больших сосен и все говорят одно: — На этом самом месте в землю ушла. Федюнька закричал: — Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась… Тут и ножкой притопнула. На старателей тут сомнение пришло. Пятый пробудился - пятое место говорит. Был бы десятый - десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо. Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке: — Обманное, видно, твоё счастье. Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит: — Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал. Дед Ефим своё говорит: — Филин тут не причина. — А вот и причина! — Нет, не причина! — А вот и причина! Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются: — Старый да малый оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем. С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая Редька, а Федюньку - Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице, так и заведут: — Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку! Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут ещё перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло. Дедко Ефим тоже нечасто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота идти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся. Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит - вовсе не причина. Раз так-то заспорили. Дело ещё на свету было, при солнышке. У балагана всё-таки огонёк был - от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят - в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела весёлыми глазками, зубёнками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать. Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришёлся, только это ей не помеха. Идёт, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула: — Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился: — Откуда филину быть, коли солнышко ещё не закатилось? — Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала. — А ты разве видел Поскакушку? — А ты разве не видел? Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до этого договорились, так дедко Ефим и вздохнул — О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка. Только сказал, а из-под дёрна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под деревом затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит - дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает: — Это, по-твоему, тоже думка? Ну, Ефиму податься некуда, сознался: — Правда твоя, Тюньша. Знак верный - Поскакушка была. Придётся, видно, завтра опять ямы бить - счастье пытать. В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли - ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал: — Наше-то счастье - людям смех. Федюнька опять вину на филина кладёт: — Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал. Вот бы его палкой! В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят - свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чём дело. Смеются над стариком-то: — Редька редьку искал… Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял: — Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какая его вина? Я, поди-ко, оставался — с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком - вот и загорелось. Моя оплошка - мой и ответ. Отчитал так-то Федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было. — Эх, Тюньша, Тюньша! Смеётся над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да на смех не ставит! Федюнька своё заладил: — Дедо, она не со зла. Филин ей вредит. — Твоё дело, - говорит Ефим, - а только я больше ямы бить не стану. Побаловался - и хватит. Немолодые мои годы - за Поскакушкой скакать. Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль. — Ты, дедо, не сердись на неё! Вон она какая весёлая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин. Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит: — То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи! Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька своё: — А как она, дедо, ловко пляшет! — Пляшет-то ловко, да нам от этого ни жарко ни холодно, и глядеть неохота. — А я бы хоть сейчас поглядел! - вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: - А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо? — Как не любо? - проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: - Ох, и упорный ты парнишко! Ох, и упорный! Что в головёнку попало, то и засело! Будешь вот что моё же дело, - всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету. — Как нету, коли я своими глазами видел. — Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели. Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые весёлые у них те дни были, как они вдвоём на прииске оставались. Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам, куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут ещё новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мёртв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, - загрызла Федюньку. Терпел он, терпел да и говорит: — Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить. А мачехе что? — Провались ты, - кричит, - хоть к Поскакушке своей! Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошёл. На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали: — Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку! Федюня, знай, идёт своей дорогой. Только и сказал: — Эх вы! Несмышлёныши! Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают: — Ты куда это? — К дедку Ефиму. — К Золотой Редьке? — Кому Редька - мне дедко. — Далеко ведь! Ещё заблудишься. — Знаю, поди-ко, дорогу. — Ну, замёрзнешь. Вишь стужа какая, а у тебя и рукавиц нет. — Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава - только и дела. Не догадались! Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему: — Тюньша! Ты правда Поскакушку в огне видел? — И в огне видел, и в дыму видел. Может, ещё где увижу, да рассказывать недосуг, - сказал Федюнька да и зашагал дальше. Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Ещё перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное - самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобу взяться, вдруг слышит: — Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Оглянулся - на дороге снежок крутится, а в нём чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком да и забрался в незнакомое место. Глядит - пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посредине пустоплесья берёза старая, будто и вовсе не живая. Снегу около неё намело гора горой. Клубочек подкатился к этой берёзе да вокруг неё и кружится. Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу. «Сколько, - думает, - бежал, не уж спятиться!» Добрался-таки до берёзы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул. Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька - на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от неё бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зелёная да цветы лесные. Обошла круг - тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берёт, сама подрастает, а полянка в снегу всё больше да больше. На берёзе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала: У меня тепло! А сама волчком да волчком - сарафанчик пузырём. Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на берёзе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубёнку сбросить, Поскакушка и говорит: — Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает: — Сама завела - сама выведешь! Девчонка смеётся: — Ловкий какой! А если мне недосуг? — Найдёшь время! Я подожду! Девчонка тогда и говорит: — Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет. Поглядел Федюнька - у берёзы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает: — Гляди из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведёт. А ведь придёшь весной-то? — А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна - так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать. — Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает! — Какая у тебя работа? — Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь - легко? Сама засмеялась, вертнулась волчком и платочком махнула, как свистнула: — Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И девчонки нет, и полянки нет, и берёза стоит голым-голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать - не кричит, а башкой ворочает. Вокруг берёзы снегу намело гора горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От Поскакушкина лета только то и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе тёплый, даже горячий. А рукам тепло - и всему телу весело. Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идёт, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк - две ровнёшеньких зарубочки готовы. Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уж на печь полез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька деду про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит: — Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принёс дедко Ефим лопатку да и углядел - по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает: — А место найдёшь? — Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена. На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника. Сходили честь честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожили ту зиму безбедно. Как весна пришла, побежали к старой берёзе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошёл, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях. Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька - малолеток, а Ефим хоть старик, а тоже простота. Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин за себя это место перевёл. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал. Всё-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов с пяток в достатке пожили. Вспоминали Поскакушку. — Ещё бы показалась разок! Ну, не случилось больше. А прииск тот и посейчас зовётся Поскакушкинский. Сидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми. Не больше. Федюнькой его звали. Давно всем спать пора, да разговор занятный пришелся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали. Отец уж сколько раз говорил Федюньке: Ложился бы ты, Тюньша, спать! Парнишечку охота послушать. Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу. Ну, вот… Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели все сидят да на эти угольки глядят. Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонькая. Вроде кукленки, а живая. Волосенки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба. Поглядела девчонка веселыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят - не наглядятся, а сами молчат, будто задумались. Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, - видно, ей тесно стало, - пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдет, так и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она еще круг даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, - с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом, с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула: Фи-ть-ть! й-ю-ю-у… Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало. Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал: «Вон до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило… Неведомо что померещится с устатку-то!» Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца: Тятя, это кто? Отец отвечает: Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает? Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи. Про какую девчонку? А вот которая на углях плясала. Еще ты да и все отодвигались, как она широким кругом пошла. Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил: Ну-ко, скажи, какого она росту была? Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня ростом стала. Старатель тогда и говорит: А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел. Федюнькин отец и еще один старатель это же сказали. Один дедко Ефим трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали. Ты, дедко Ефим, что скажешь? А то и скажу, что это же видел, да думал - померещилось мне, а выходит - и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила. Какая Поскакушка? Дедко Ефим тогда и объяснил: Сдыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото - вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверлу, значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на-нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку - и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет. Старатели и говорят: Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть. С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает: «Над чем это Филин хохотал?» Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся. Проснулся Федюянька на другой день позднехонько и видит - на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно: На этом самом месте в землю ушла. Федюнька закричал: Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась… Тут и ножкой притопнула. На старателей тут сомненье пришло. Пятый пробудился - пятое место говорит. Был бы десятый - десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо. Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке: Обманное, видно, твое счастье. Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит: Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал. Дед Ефим свое говорит: Филин тут - не причина. А вот и причина! Нет, не причина! А вот и причина! Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются: Старый да малый, оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем. С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая редька, а Федюньку - Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице так и заведут: Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку! Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло. Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота итти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся. Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит - вовсе не причина. Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был - от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят - в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать. Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился: Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось? Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала. А ты разве видел Поскакушку? А ты разве не видел? Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до этого договорились, так дедко Ефим и вздохнул: О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка. Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под дерном затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит - дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает: Это, по-твоему, тоже думка? Ну, Ефиму податься некуда, сознался: Правда твоя, Тюньша. Знак верный - Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить - счастье пытать. В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли - ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал: Наше-то счастье - людям смех. Федюнька опять вину на филина кладет: Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал! Вот бы его палкой! В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят - свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то: Редька редьку искал… Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял: Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какая его вина? Я, поди-ко, оставался, - с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком - вот и загорелось. Моя оплошка - мой и ответ. Отчитал так-то федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было: Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да насмех не ставит! Федюнька свое заладил: Дедо, она не со зла. Филин ей вредит. Твое дело, - говорит Ефим, - а только я больше ямы бить не стану. Побаловался - и хватит. Немолодые мои годы - за Поскакушкой скакать. Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль. Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин. Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит: То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи! Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое: А как она, дедо, ловко пляшет! Пляшет-то ловко, да нам от этого не жарко - не холодно, и глядеть неохота. А я бы хоть сейчас поглядел! - вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо? Как не любо? - проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: - Ох и упорный ты парнишко! Ох, и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, - всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету. Как нету, коли я своими глазами видел. Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели. Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались. Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам, куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, - загрызла Федюньку. Терпел он, терпел, да и говорит: Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить. А мачехе что? Провались ты, - кричит, - хоть к Поскакушке своей. Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел. На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали: Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку! Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал: Эх вы! Несмысленыши! Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают: Ты куда это? К дедку Ефиму. К Золотой редьке? Кому Редька - мне дедко. Далеко ведь! Еще заблудишься. Знаю, поди-ко, дорогу. Ну, замерзнешь. Вишь, стужа какая, а у тебя и рукавиц нет. Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава - только и дела. Не догадались! Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему: Тюньша! Ты, правда, Поскакушку в огне видел? И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать недосуг, - сказал Федюнька, да и зашагал дальше. Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Еще перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное - самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобку взяться, вдруг слышит: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… Оглянулся - на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком, да и забрался в незнакомое место. Глядит - пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посредине пустоплесья береза старая, будто и вовсе неживая. Снегу около нее намело гора-горой. Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится. Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу. «Столько, - думает, - бежал, неуж спятиться!» Добрался-таки до березы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул. Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька, - на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы лесные. Обошла круг - тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала: У меня тепло! У меня светло! Красно летичко! А сама волчком да волчком - сарафанчик пузырем. Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на березе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубенку сбросить. Поскакушка и говорит: Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает: Сама завела - сама выведешь! Девчонка смеется: Ловкий какой! А если мне недосуг? Найдешь время! Я подожду! Девчонка тогда и говорит: Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет. Поглядел Федюнька - у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает: Гляди, из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то? А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна - так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать. Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает! Какая у тебя работа? Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь - легко? Сама засмеялась, вернулась волчком и платочком махнула, как свистнула: Фи-т-ть! й-ю-ю-у… И девчонки нет, и полянки нет, и береза стоит голым - голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать - не кричит, а башкой ворочает. Вокруг березы снегу намело гора - горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От поскакушкина лета только и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло - и всему телу весело. Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк, - и две ровнешеньких зарубочки готовы. Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уже на печь залез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит: Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена. Принес дедко Ефим лопатку, да и углядел - по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук. Тут дедко поверил маленько и спрашивает: А место найдешь? Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена. На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника. Сходили честь-честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожил ту зиму безбедно. Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях. Кто-то сказывал, что дайки - чужестранное слово. Столбик будто по-нашему обозначает. Может, оно так и сходится, только наши березовские старики смехом смеялись, как такое услышали. |
Читайте: |
---|
Популярное:
Новое
- К чему снится клещ впившийся в ногу
- Гадание на воске: значение фигур и толкование
- Тату мотыль. Татуировка мотылек. Общее значение татуировки
- Что подарить ребёнку на Новый год
- Как празднуют день святого Патрика: традиции и атрибуты День святого патрика что
- Как научиться мыслить лучше Я не умею быстро соображать
- Эти признаки помогут распознать маньяка Существует три способа достижения абсолютной власти
- Как спастись от жары в городской квартире
- Слова благодарности для учителей: что написать в открытке любимому педагогу?
- Слова благодарности для учителей: что написать в открытке любимому педагогу?